what if the storm ends and I don't see you
«Пятьдесят на пятьдесят. Это стоит попытки».
Ей хочется выпрыгнуть из автобуса и потеряться в темноте; попросить развернуться, сквозь уговоры Саши одуматься выйти на той же остановке и никак, совершенно никак не пытаться повлиять на разрушение мира.
– Я отказываюсь! Потому что это убийство! Убийство, понимаешь?! Я не смогу, каким бы ни был шанс! – Лия складывает ладони в замок, – вероятность никуда не пропадает...
Сердце стучит в висках, горле и напряжённо сомкнутых руках, заставляет зрение дёргаться в такт пульсу.
«Почему? Я ведь почти незнакомец, ты знаешь меня чуть больше, чем полдня», – он всё ещё спокоен – и это только выводит девушку больше. Она подлетает с кресла, едва не теряет равновесие в покачивании автобуса, хватается за поручень и рявкает:
– Остановите!
«Фольксваген» тормозит; Лию бросает вперёд и тут же – назад, как неваляшку. Гармошка двери распахивается, обнажая всё то же кромешное и беспросветное. В голове вздыхает Саша:
«Послушай...»
– И слушать ничего не хочу. Ты пойми: я окончательно лишу тебя жизни. Второй, чёрт возьми, раз ты умрёшь! От моих рук! – озлобленно затыкая парню рот, крича и бранясь, она ищет фонарь, пока темнота мелкими волнами лижет ступеньки автобуса.
«О, нет, всё-таки послушай, – Саша звереет в секунду; тёплый тембр и заразительное спокойствие разбиваются, словно об стену, стеклянными осколками слов осыпаясь на девушку, – ты думаешь, я не знаю, как всю дорогу в твоей голове один за другим рождались сценарии, где конец света решается сам собой, а тебе только и остаётся, что развести руками – мол, я старалась, даже бесстрашно согласилась на авантюру, но видишь, как вышло. Ты боишься брать на себя ответственность, не хочешь бороться со страхом и плывёшь по течению, надеясь, что само образуется как-нибудь. Знаешь, что я тебе скажу? – Лия не может вымолвить и слова, – у тебя нет выбора. Ты не в игре, где можно пожертвовать всем ради одного или одним ради всего. Всё, что ты имеешь – второй вариант. И не нужно рассказывать, как я тебе дорог, ссылаться на теорию – это лишь предположение, к тому же, не может едва знакомый человек стать тебе дороже целого мира».
Взгляд Лии, не фокусируясь, останавливается на фонаре у сидения – и тот расплывается акварельным пятном, размытый слезами.
***
Они больше не говорят. Девушка бросает последнее «Едем дальше» и падает в кресло; Саша о своём присутствии не подаёт ни знака. В голове пустеет. Автобус по-стариковски ворчит мотором и всё чаще спотыкается на разбитой тяжёлой техникой дороге. «Уже близко», – понимает Лия и сердце против воли холодеет.
Ей никто не отвечает.
***
Старый «Фольц» длинно и неспешно тормозит у освещённого долговязым фонарём указателя. В животе девушки тревога сворачивается узлом. Она не выходит.
– Саш.
Тишина.
– Саша, – виновато зовёт Лия. Ей страшно, до пылающих щёк стыдно и паршиво. Девушка долго не решается всего на два слова, несколько раз глубоко вздыхает, уже готовая сказать, но глотает звуки и с досадой жмурит покрасневшие глаза.
– Прости меня, – наконец почти неслышно выдыхает она, – ты прав.
Но парень не отвечает. Тогда, с включенным фонариком и ополосованной красной змеистой линией маршрута картой наизготове, Лия ступает во мрак.
***
Девушка долго плетётся по неасфальтированной дороге вдоль полей. Впечатанные в землю следы гусениц военной техники указывают ей направление так же, как и карта, на которой по указаниям Саши ещё дома она отметила путь. В конце концов Лия привыкает смотреть только под ноги, перестаёт обращать внимание на густоту чёрного вокруг, но не устаёт ждать хотя бы слова от её «голоса разума». И когда острый луч фонаря исчезает в никуда, поглощается ничем – а теперь Лия точно не ошибается – и ничего не высвечивает, она понимает – это оно.
Лия остаётся один на один с бездной вместо очередной части пазла. Теперь никаких тёплых слов и улыбок – лишь она, оскаленное ничего, её решение и надежда, что шанс выпадет на вторую «пятьдесят».
